Владимир Варнава: «Необязательно иллюстрировать музыку»
На предстоящем Дягилевском фестивале пройдет премьера трех балетов на музыку Стравинского. Наш корреспондент Марина Зимогляд побывала в Перми на репетициях постановки «Петрушка», за которую взялся Владимир Варнава, и поговорила с хореографом об этой работе.
11-й фестиваль, носящий имя Сергея Павловича Дягилева, пройдет с 14 по 25 мая в Перми. Насыщенная программа, о которой вы можете прочитать в нашем анонсе, завершится вечером современной хореографии, где одни из самых известных хореографов нашего времени — Алексей Мирошниченко, Вячеслав Самодуров и Владимир Варнава — представят свои версии балетов на музыку Стравинского: «Жар-птица», «Поцелуй феи» и «Петрушка» соответственно. Мне удалось присутствовать на репетиции «Петрушки» и поговорить с хореографом об истории возникновения такой задумки.
— Как Вам предложили ставить балет «Петрушка» и как начиналось сотрудничество с Пермским театром?
— Алексей Мирошниченко пригласил меня. Мы вели переговоры в прошлом году в связи с Дягилевским фестивалем, но не сошлись по датам, позже у них с Теодором появилась идея сделать вечер русских хореографов.
У меня есть идея балета «Бык на крыше» на хорошую классическую труппу, но это, возможно, не вписывается в концепцию Дягилевского фестиваля. Также в диалоге фигурировали «Пульчинелла», «Жар-птица» и «Петрушка».
— То есть это был довольно подвижный список?
— Да, но в итоге все свелось к Стравинскому. Я позже узнал, что была мысль постановки «Синего Бога», за него я бы взялся, мне очень нравится название. «Жар-Птицу» ставит сам Алексей, а мой выбор остановился на «Петрушке».
— Музыка Стравинского дает свободу для интерпретации?
— Может быть разный подход к работе: через абстрактные образы или рассказывая истории. Истории я люблю, но пытаюсь донести их, избегая нарратива. Пользоваться визуальными образами и ощущениями. Хореография, как поэзия, может задавать настроение внутри сцены, не обязательно иллюстрировать музыку. Но когда работаешь с драматургией, присутствующей в музыкальном материале изначально, приходиться с этим считаться. У Стравинского очень много перепадов, контрастов, смены ритма. Эти моменты требуют обоснования.
— Получается, приходится следовать музыке?
— Конечно, следовать приходится, но это только потому, что я выбрал путь работы с драматургией в этом спектакле. Можно было бы и по-другому работать с этой музыкой, только эмоционально. Сейчас курс выбран, и мы ему следуем, но я очень рассчитываю еще вернуться к «Петрушке». В данный момент я ставлю спектакль для балетной сцены. В перспективе хотелось бы попробовать поставить его в несколько ином ключе. Сейчас мне удалось «покопаться» в этом материале, разобрать героев, это очень интересно. Но, выбирая форму для спектакля в Перми, я понимал, что работать буду с другим материалом, с балетными артистами.
Репетиция с артистами Пермского балета Фотография — Марина Зимогляд
— Стояла ли задача как-то преподнести эту труппу, показать их достоинства?
— Стояла задача — найти баланс. Можно дать артистам балета современную технику, но не нужно лишать их того, что они прекрасно умеют делать. Мы вместе создаем живую структуру, нужно проявить их сильные качества, но при этом попытаться обогатить их со своей стороны. Это задача непростая, и я над ней работаю. Конечно, если бы я работал с артистами современного танца, то многое решал бы по-другому.
— Как у Вас решается роль Петрушки? В оригинальном спектакле Бенуа определял его роль, как «жалкая забитость и бессильные порывы отстоять личное счастье и достоинство». Какое решение у Вас? — С художником Галей Солодовниковой и драматургом Константином Федоровым мы рассказываем историю артиста. Действие происходит в фантасмагорическом цирке, который работает не по его воле. И наш герой за время спектакля осознает понятие свободы воли, пытается понять, кто он: свободная личность или персонаж с заранее прописанной судьбой. — Это его внутренний путь?
— Внутренний ад, я бы сказал. Про Петрушку есть интересная идея в оригинальном спектакле, именно как идея, а не ее реализация. Петрушку каждый вечер черт утаскивал в ад, но следующим утром приходили кукольники, ставили шатер в новом месте площади и заново разыгрывали тот же спектакль.
Репетиция с артистами Пермского балета Фотография — Марина Зимогляд
И каждый день Петрушка вновь возрождался, чтобы опять вечером попасть в пекло. Это душа, застрявшая где-то на полпути, и ежедневно с ней происходят ужасные мучения. Мы постарались это проявить. Вот и наш Петрушка на сцене Пермского оперного театра вынужден играть ежевечернее шоу, находясь в цикле рождений и смертей.
— У Вас сам Пермский театр на сцене?
— Пермский зритель, как реальный очевидец. По сути дела, спектакль происходит в голове у Петрушки, а это пространство внутри головы представляет собой инфернальный цирк. Главный «смотрящий» за этим балаганом, который может напоминать кому-то Игоря Стравинского, создает эту ситуацию и мучает бедного Петрушку.
— По некоторым свидетельствам, Стравинский не был вполне доволен работой Фокина, так что, возможно, Ваша идея ему бы понравилась.
— Это произведение достаточно насыщенное, а Фокин сделал гениальный спектакль, вся хореография там очень осмысленная. Я думаю, что в поисках новой формы и в попытке бегства от балетной условности пришло прекрасное решение эту условность обострить сильнее. Арап, Балерина и Петрушка, таким образом, стали еще более искусственными, что создает прекрасный контраст с «ярмарочными» картинами. Я люблю этот спектакль. И есть ощущение, что авторы оригинала оставили нам множество «хлебных крошек» для размышления. В нем прячется не один вопрос. И при создании новой версии режиссер-хореограф может выбрать, какой именно вопрос необходимо проявить сильнее. Балет получился острым и актуальным, для разных поколений и времен.
Репетиция с артистами Пермского балета Фотография — Марина Зимогляд
— Несколько слов про труппу, как Вам работается?
— Я чувствую с ребятами временную связь, поскольку мы примерно одного возраста. Я могу с ними разговаривать современным языком, и они очень чутко реагируют. Ребята очень хорошо выучены, труппа почти вся состоит из выпускников Пермского хореографического училища, все артисты как бы одной породы. Редко, когда театры могут этим похвастаться. В них есть какое-то единство, которое я не часто ощущаю в других местах. Бывает, приходишь в театр: вот личность, вот личность, — все это, конечно прекрасно, но здесь, есть компания, ансамбль, и это очень важно.