история
Почетная солистка всея Руси.
Часть вторая.
Часть вторая.
Мы продолжаем публикацию материала о Матильде Кшесинской, подготовленного Мариной Зимогляд.
Вторая часть (из четырех) посвящена отношениям балерины и наследника престола.
Вторая часть (из четырех) посвящена отношениям балерины и наследника престола.
Сезон 1892/93 года
Первой большой ролью для Матильды Кшесинской стала работа в балете Мариуса Петипа «Калькабрино». Перед ответственным выступлением балерина много работала с Чеккетти, стараясь овладеть виртуозной итальянской техникой.
«Предстоящий сезон обещал быть исключительным. Я ожидала Наследника у себя в доме, могла свободно и когда хотела его принимать, а то же время в театре я должна была получить первые роли в лучших балетах и выступать уже как настоящая балерина в целом балете, а не в отдельных небольших ролях».
Матильда Кшесинская
Балерина
Историк балета Георгий Алексеевич Римский-Корсаков (родственник великого композитора и внук покровительницы искусства Надежды фон Мекк) писал: «Поймать Николая, несмотря на его молодость (ему тогда было 22 года), оказалось не так-то легко, хотя он и был, по-видимому, сильно увлечен Кшесинской. У него оказались такие крепкие моральные устои, о которые долгое время разбивались все атаки прелестной Мали…
Сначала Николай заявил, что его смущает, что он должен быть у ней „первым“. Он считал, что это должно было возложить на него как на мужчину такие обязательства, которых он по своему положению наследника выполнить не мог. Позднее, когда встал вопрос о его женитьбе на Александре Федоровне, у него появилось убеждение в необходимости сохранить свое целомудрие. Великие князья „Михайловичи“ — сверстники Николая, обещали Кшесинской помочь ей уговорить его не обращать внимания на эти „мелочи“. Мне не известен результат этих уговоров, т. к. здесь как раз обрываются записки Кшесинской. Во всяком случае, записки эти рисуют нам портрет юноши Николая с весьма положительной стороны. Для нас являются несколько неожиданными его моральные устои и его сильно развитое чувство мужской порядочности».
Сама Кшесинская невольно подтверждает ту же мысль Римского-Корсакова в своих воспоминаниях: «Чувство долга и достоинства были развиты в нем чрезвычайно высоко, он никогда не допускал, чтобы кто-либо переступал грань, отделявшую его от других. Одной из поразительных черт его характера было умение владеть собою и скрывать свои внутренние переживания. В самые драматические моменты жизни внешнее спокойствие не покидало его».
Сначала Николай заявил, что его смущает, что он должен быть у ней „первым“. Он считал, что это должно было возложить на него как на мужчину такие обязательства, которых он по своему положению наследника выполнить не мог. Позднее, когда встал вопрос о его женитьбе на Александре Федоровне, у него появилось убеждение в необходимости сохранить свое целомудрие. Великие князья „Михайловичи“ — сверстники Николая, обещали Кшесинской помочь ей уговорить его не обращать внимания на эти „мелочи“. Мне не известен результат этих уговоров, т. к. здесь как раз обрываются записки Кшесинской. Во всяком случае, записки эти рисуют нам портрет юноши Николая с весьма положительной стороны. Для нас являются несколько неожиданными его моральные устои и его сильно развитое чувство мужской порядочности».
Сама Кшесинская невольно подтверждает ту же мысль Римского-Корсакова в своих воспоминаниях: «Чувство долга и достоинства были развиты в нем чрезвычайно высоко, он никогда не допускал, чтобы кто-либо переступал грань, отделявшую его от других. Одной из поразительных черт его характера было умение владеть собою и скрывать свои внутренние переживания. В самые драматические моменты жизни внешнее спокойствие не покидало его».
К сезону 1893−94 года в репертуаре у Матильды уже три балета, а феврале 1894 года она получает «Пахиту». Но несмотря на все успехи в театре, к этому времени Матильда уже не была так счастлива. В апреле 1894 года была объявлена помолвка Наследника с Принцессой Алисой Гессен-Дармштадтской.
«После возвращения из Кобурга Наследник больше ко мне не ездил, но мы продолжали писать друг другу. Последняя моя просьба к нему была позволить писать ему по-прежнему на „ты“ и обращаться к нему в случае необходимости.
„Чтобы со мною в жизни не случилось, встреча с тобою останется навсегда самым светлым воспоминанием моей молодости“ , — отвечал Николай. Далее он писал, что я могу всегда к нему обращаться непосредственно и по-прежнему на „ты“, когда я захочу».
«После возвращения из Кобурга Наследник больше ко мне не ездил, но мы продолжали писать друг другу. Последняя моя просьба к нему была позволить писать ему по-прежнему на „ты“ и обращаться к нему в случае необходимости.
„Чтобы со мною в жизни не случилось, встреча с тобою останется навсегда самым светлым воспоминанием моей молодости“ , — отвечал Николай. Далее он писал, что я могу всегда к нему обращаться непосредственно и по-прежнему на „ты“, когда я захочу».
Кшесинская беззастенчиво использовала романтическое знакомство с Наследником в своих карьерных целях. Надо признать, что Государь позволял манипулировать собой властной тщеславной танцовщице, невзирая порой на незаконность и несправедливость её капризов.
Сама Кшесинская пишет о характере Николая:
«Для меня было ясно, что у Наследника не было чего-то, что нужно, чтобы царствовать. Нельзя сказать, что он был бесхарактерен. Нет, у него был характер, но не было чего-то, что чтобы заставить других подчиниться своей воле. Первый его импульс был почти правильным, но он не умел настаивать на своем и очень часто уступал».
После разлуки с Николаем Матильда переживает тяжелое время, но задумчивость явно не её подруга. Теперь она может видеть любимого Ники только со сцены:
«Я знала, что найдутся люди, которые будут меня жалеть, но найдутся и такие, которые будут радоваться моему горю. Я не хотела, чтобы меня жалели, а для встречи с теми, кто будет злорадствовать, надо было приготовиться… <…> Я взяла себя в руки, чтобы быть в состоянии выступать летом в Красном Селе. Я чувствовала, что я должна была выступать и хотя бы издалека, но все же увидеть моего дорогого Ники».
Сама Кшесинская пишет о характере Николая:
«Для меня было ясно, что у Наследника не было чего-то, что нужно, чтобы царствовать. Нельзя сказать, что он был бесхарактерен. Нет, у него был характер, но не было чего-то, что чтобы заставить других подчиниться своей воле. Первый его импульс был почти правильным, но он не умел настаивать на своем и очень часто уступал».
После разлуки с Николаем Матильда переживает тяжелое время, но задумчивость явно не её подруга. Теперь она может видеть любимого Ники только со сцены:
«Я знала, что найдутся люди, которые будут меня жалеть, но найдутся и такие, которые будут радоваться моему горю. Я не хотела, чтобы меня жалели, а для встречи с теми, кто будет злорадствовать, надо было приготовиться… <…> Я взяла себя в руки, чтобы быть в состоянии выступать летом в Красном Селе. Я чувствовала, что я должна была выступать и хотя бы издалека, но все же увидеть моего дорогого Ники».
В 1895 году Кшесинская танцует в Монте-Карло и в Варшаве, так как из-за траура по Императору Александру III тем летом не было спектаклей в Красном селе.
С Кшесинской остается Великий Князь Сергей Михайлович и теперь через него Кшесинская прибегает к высочайшей помощи для решения своих театральных дел.
Вот лишь один эпизод. В мае 1896 года в Москве проходили коронационные торжества, петербургская труппа была направлена в Москву, но так вышло, что Кшесинской не нашлось роли в парадном спектакле «Жемчужина», а только в «Пробуждении Флоры». Как раз тогда гастролировала итальянка Пьерина Леньяни, которой и была отдана главная партия в «Жемчужине»
«Я сочла это оскорблением для себя перед всей труппой, которого я перенести, само собой разумеется, не могла.»
С Кшесинской остается Великий Князь Сергей Михайлович и теперь через него Кшесинская прибегает к высочайшей помощи для решения своих театральных дел.
Вот лишь один эпизод. В мае 1896 года в Москве проходили коронационные торжества, петербургская труппа была направлена в Москву, но так вышло, что Кшесинской не нашлось роли в парадном спектакле «Жемчужина», а только в «Пробуждении Флоры». Как раз тогда гастролировала итальянка Пьерина Леньяни, которой и была отдана главная партия в «Жемчужине»
«Я сочла это оскорблением для себя перед всей труппой, которого я перенести, само собой разумеется, не могла.»
Великий князь Сергей Михайлович
Кшесинская жалуется Великому Князю Сергею Михайловичу, и Дирекция Императорских театров получает приказ свыше, чтобы Матильда участвовала в парадном спектакле.
«Моя честь была восстановлена, и я была счастлива, так как я знала, что это Ники лично для меня сделал. Я увидела, что после своей женитьбы и двух лет разлуки Ники исполнил мое желание и защитил меня, отдав соответствующее распоряжение. Я убедилась, что наша встреча не была для него мимолетным увлечением, и он в своем благородном сердце сохранил уголок для меня на всю жизнь»
Но ко времени получения приказа от Двора весь балет был срепетирован и роли распределены. Чтобы выполнить приказ Двора, Рикардо Дриго пришлось писать добавочную музыку, а Петипа ставить дополнительное па-де-де. Но, похоже, это ничуть не смущало Кшесинскую, уверенную в своем праве танцевать там и тогда, когда она хотела.
«Моя честь была восстановлена, и я была счастлива, так как я знала, что это Ники лично для меня сделал. Я увидела, что после своей женитьбы и двух лет разлуки Ники исполнил мое желание и защитил меня, отдав соответствующее распоряжение. Я убедилась, что наша встреча не была для него мимолетным увлечением, и он в своем благородном сердце сохранил уголок для меня на всю жизнь»
Но ко времени получения приказа от Двора весь балет был срепетирован и роли распределены. Чтобы выполнить приказ Двора, Рикардо Дриго пришлось писать добавочную музыку, а Петипа ставить дополнительное па-де-де. Но, похоже, это ничуть не смущало Кшесинскую, уверенную в своем праве танцевать там и тогда, когда она хотела.
Пьерина Леньяни в роли Раймонды
Позже она признается в дневнике, что сцена перестала её увлекать, она перестала работать так, как следовало бы и только сама возможность танцевать перед Государем заставили её взять себя в руки, чтобы при случае «доставить ему удовольствие своими танцами». Кшесинская танцевала на всех парадных спектаклях в честь Короля Сиамского, Императора Германского и Президента Французской республики.
Балерина без конца цитирует в своих воспоминаниях отзывы критика Плещеева, который никогда не скупился на похвалы:
«У госпожи Кшесинской 2-й много таких индивидуальных качеств, которые выделяют её из ряда других танцовщиц; у нее много жизни, огня, веселости в исполнении; она оживляет сцену своим появлением и своей улыбкой, не исчезающей даже тогда, когда ногами приходится выводить узоры, граничащие если не с угрозой жизни, то с возможностью вывернуть ногу»
Балерина без конца цитирует в своих воспоминаниях отзывы критика Плещеева, который никогда не скупился на похвалы:
«У госпожи Кшесинской 2-й много таких индивидуальных качеств, которые выделяют её из ряда других танцовщиц; у нее много жизни, огня, веселости в исполнении; она оживляет сцену своим появлением и своей улыбкой, не исчезающей даже тогда, когда ногами приходится выводить узоры, граничащие если не с угрозой жизни, то с возможностью вывернуть ногу»
В 1898 году для Кшесинской возобновляют «Дочь фараона» Петипа на музыку Пуни. Вот как об этом спектакле пишет Г. А. Римский-Корсаков:
«Дочь фараона» запечатлелась в моем сознании довольно хорошо. Особенно запомнился своеобразный и ни на что не похожий по манере себя держать на сцене сценический образ М.Ф. Кшесинской. Дочь фараона встает из гробницы, освещенная прожекторами, в модной прическе «колбаской» над лбом, с громадными бриллиантами в ушах и на шее. На ней узкое белое платье с треном, все сверкающее блестками. Этот роскошный «египетский» костюм, имитирующий самую последнюю парижскую моду, был сшит, конечно, не в театральной мастерской, а у знаменитой петербургской портнихи Эстер, сводницы и аферистки. Другой такой туалет, не менее элегантный, Кшесинская показывает в конце балета, когда она возвращается со дна Нила домой. По этому случаю, она надевает плотно облегающее фигуру, шелковое легкое платье бледно-лилового цвета с серебряной отделкой и с длинным легким треном, который Кшесинская, в сильно драматической сцене с фараоном, эффектно закатывая глаза, ловко отбрасывает на поворотах ногой назад»
«Дочь фараона» запечатлелась в моем сознании довольно хорошо. Особенно запомнился своеобразный и ни на что не похожий по манере себя держать на сцене сценический образ М.Ф. Кшесинской. Дочь фараона встает из гробницы, освещенная прожекторами, в модной прическе «колбаской» над лбом, с громадными бриллиантами в ушах и на шее. На ней узкое белое платье с треном, все сверкающее блестками. Этот роскошный «египетский» костюм, имитирующий самую последнюю парижскую моду, был сшит, конечно, не в театральной мастерской, а у знаменитой петербургской портнихи Эстер, сводницы и аферистки. Другой такой туалет, не менее элегантный, Кшесинская показывает в конце балета, когда она возвращается со дна Нила домой. По этому случаю, она надевает плотно облегающее фигуру, шелковое легкое платье бледно-лилового цвета с серебряной отделкой и с длинным легким треном, который Кшесинская, в сильно драматической сцене с фараоном, эффектно закатывая глаза, ловко отбрасывает на поворотах ногой назад»
Матильда Кшесинская в роли Аспиччии в балете «Дочь фараона»
«Апломб у Кшесинской был исключительный. Сложена она была не безукоризненно. Роста ниже среднего. Её костяк, по-видимому, был хорошо приспособлен для танцевальной техники, которой она прекрасно владела. Была она достаточно легка, очень устойчива, танцевальна, в меру музыкальна. В этом последнем качестве О. О. Преображенская намного её превосходила, впрочем как вообще всех мною виденных танцовщиц.
Техника танца легко давалась Кшесинской, но она ею пользовалась в меру, ровно настолько, чтобы занимать первое место в театре. Никаких чрезвычайных трудностей, подобно тем, которыми любили блеснуть в классическом танце Леньяни и Гельцер, она не показывала.
Драматическое её дарование было намного слабее танцевального. Вернее, у нее был драматический талант, но чисто французского, изящного, легкого стиля. На сцене у Кшесинской все подчинялось не требованию искусства, а желанию нравится, и главным образом, нравится как женщина».
Техника танца легко давалась Кшесинской, но она ею пользовалась в меру, ровно настолько, чтобы занимать первое место в театре. Никаких чрезвычайных трудностей, подобно тем, которыми любили блеснуть в классическом танце Леньяни и Гельцер, она не показывала.
Драматическое её дарование было намного слабее танцевального. Вернее, у нее был драматический талант, но чисто французского, изящного, легкого стиля. На сцене у Кшесинской все подчинялось не требованию искусства, а желанию нравится, и главным образом, нравится как женщина».
Весь материал про Матильду
Подпишитесь на нашу ежемесячную рассылку
Только лучшие материалы месяца
