Рецензия
L.A.Dные песни о главном
2 октября на сцене театра Урал Опера Балет случилась долгожданная премьера вечера балетов на музыку Леонида Десятникова — L.A.D.

О том, почему мы так долго ждали этот вечер, и как он произошел, рассказывает Вита Хлопова

Фотографии — Елена Лехова
Продюсерское агентство JokerLab в лице Александра Сергеева и Екатерины Барер задумали сделать вечер-посвящение композитору Леониду Десятникову еще в 2015 году. Сергеев, который в основное от продюсирования время, блестяще солирует в труппе Мариинского театра, танцевал с Олесей Новиковой в известном дуэте Алексея Мирошниченко «В сторону лебедя» в 2006 году, а позже был вторым составом в постановке «Как старый шарманщик» все того же Мирошниченко, но уже с Софьей Гумеровой. Тогда и возникла любовь к музыке Десятникова, которая десятилетие спустя привела к мысли о фестивале в его честь.

В 2015 году Десятников праздновал свое 60-летие, и даже привезти западные компании с его балетами на гастроли. Идей было много, но одной из важных стала мысль о том, что часть такого фестиваля должна состоять из абсолютно новых работ современных хореографов.
Конечно, стало понятно, что замах на восстановление больших балетов и организация гастролей топовых трупп станет для начинающего продюсера сложной задачей, помня еще о том, что основная работа в театре оставляет мало свободного времени. Но у Сергеева, который в JokerLab задумывает невозможное, есть друг и соратник, который в этом тандеме является ответственным за «совершить невозможное», — Екатерина Барер. Вместе они стали думать о том, как все же этот проект вывести на сцену, может, и не так масштабно, как изначально задумывалось.

В силу ряда обстоятельств было решено остановиться на идее создания новых работ. С самого начала присутствовало имя худрука труппы Урал Балет Славы Самодурова (понятно, что из современников он уже давно и уверенно занимает нишу смелого экспериментатора, да и вообще — может, и главного хореографа поколения). Но так как несколько раз менялась локация проведения премьеры, то и менялись другие имена хореографов. Чуть позже в этой команде появилось имя Максима Петрова, на тот момент артиста Мариинского театра, а на момент премьеры — уже лауреата премии «Золотая маска» за лучшую хореографию. Дополнили и завершили список хореограф проекта москвич (а на деле — выпускник Академии русского балета им. А.Я.Вагановой) Максим Севагин, который недавно выпустил свой первый полнометражный балет в МАМТе «Ромео и Джульетта», и «наш-но-нет» Андрей Кайдановский, который постоянно работает в Венском государственном балете, но иногда ставит что-то и в главных театрах России.
С составом хореографов определились, с местом премьеры вроде тоже — проект примет у себя Урал Опера Балет.

Перейдем к музыке: как ее отбирали для этого вечера?

Леонид Аркадьевич Десятников и музыкальный руководитель проекта Алексей Гориболь
сразу отсекли те произведения, которые бы они не хотели, чтоб использовались повторно для создания новых хореографических работ. Сюда попали и прекрасные «Русские сезоны» Алексея Ратманского, и балет Алексея Мирошниченко «В сторону лебедя».
Слава Самодуров взял себе «Дар» — кантату для тенора, мужского хора и инструментального ансамбля на стихи Гавриила Державина. Максим Петров выбрал себе «Вариации на обретение жилища», а остальное «дособирал» уже вместе с Алексеем Гориболем: «В честь Диккенса (Вальс) и «Титры» из музыки к кинофильму «Подмосковные вечера». Получилась сюита из трех разных работ.
Андрей Кайдановский сначала склонялся к «Москве», но в итоге выбрал «Эскизы к Закату».
А Максим Севагин решил работать с произведением «Как старый шарманщик». В остальном хореографам был дан карт-бланш: ставить, что хочется, думать, что думается, и главное — не бояться цензуры.

Собственно, весь вечер как-то дышал свободой. Было видно, что не было вымученных, идущих на компромис, движений. Труппа Урал Балета «втанцевалась» в текст каждого из хореографов.
Максим Петров ювелирно ставит шуршащую, жемчужно перетекающую хореографию, которой за эти 17 минут, что длятся его «Три тихие пьесы», не успеваешь насладиться сполна. Мария Трегубова, отвечавшая за визуальный облик спектакля, заполнила правый угол сцены уютными, обернутыми в белую крафтовую бумагу и перетянутыми бечевкой предметами любой (а тут, скорее, советской) квартиры. Тут и игрушка-качалка для малыша, и кресло, и лампа, и старый телевизор. Все как будто законсервировано, или готово к переезду. Или наоборот — ждет распаковки и новой жизни.

«Вариации на обретение жилища» написаны Десятниковым в 1990 году именно по случаю покупки своей первой квартиры в Ленинграде, но Максим Петров не ставит это в нарратив постановки, оставляя лишь настроение: ламповое, уютное, убаюкивающее вечерним светом камина.
«Безупречная ошибка» Максима Севагина выстреливает совершенно иной хореографией: хлесткой, дерзкой, нахальной. Здесь не столько не успеваешь за темпом, сколько переживаешь, не «слетят» ли артисты с иногда алогично поставленной оси хореографии. На сцене две пары, которые занимают два уровня пространства: авансцену и углубление сцены.
Порой, их танцевальные куски то накладываются друг на друга, то идут параллельно, и в какой-то момент себя ощущаешь как в тетрисе, где на тебя в быстром темпе начинают наваливаться фигурки, и ты уже не можешь даже попытаться уследить за ними. Так и тут: просто надо перестать контролировать свое зрительское внимание, а просто впустить себя в поток движения. И отдельное наслаждение — это костюм одной из балерин: черный купальник, где рукава не заканчиваются на запястии, но переходят в перчатку. Почему так не танцуют все лебеди мира, непонятно.

Хореография Андрея Кайдановского, хорошо знакомая нам по его работам в МАМТе и Большом театре, в «Празднике уходящих» сохраняет свою магистральную линию юмора (часто парадоксального и черного), переосмысленной балетной пантомимы и нарратива. Среди работ вечера в ней в одной можно проследить какую-то историю, что собственно логично вытекает из истории музыкального произведения: Десятников написал свои «Эскизы к закату» для фильма Александра Зельдовича «Закат» по дебютной одноименной пьесе Исаака Бабеля. Сюрреалистическая фантасмагория с ломаными движениями (да и людьми), неожиданными повествовательными разворотами и занимательной сценографией удачно дополняет список российских работ хореографа с венской танцевальной пропиской.

Завершал вечер «Дар» Славы Самодурова на музыку одноименной кантаты (не часто исполняемой) для тенора, мужского хора (который и начинает постановку) и инструментального ансамбля. Кантата опирается на стихотворение Гавриила Державина, про поэзию которого Десятников говорит, что в ней «много кластеров, состоящих из согласных звуков, вообще много жесткости». Архаика Державина в поэзии интересует Десятникова и с музыкальной точки зрения, а Самодуров уже «в кубе» пытается на другой лексической платформе обыграть эту историю.

Нарочито оформляя спектакль словно привет голландскому прогрессивному балету второй половины 20 века, он жонглирует с хореографическим текстом постановки, ловко вплетая туда движения и стили разных направлений. Верхняя половина сцены занята протянувшимся по горизонтали экраном, на который выведена прямая трансляция. Прием не новый вроде бы, но зато очень изящно завершающий постановку: ее финал мы видим только на экране, ибо занавес для нас уже закрыли. «Дар», бессюжетная маленькая работа длительностью 25 минут, возникшая после громоздких больших репертуарных балетов, вовсе не кажется милой безделушкой, а наоборот — деликатно напоминает нам о том, что и в такой форме Самодуров неприлично хорош.
Успех этого вечера, как мне кажется, сложился из-за общего расслабленного настроения всех участников. Никто не работал на заказ, пытаясь в сжатые сроки долепить хоть что-то славное. Никто не ставил условия, как слышать музыку и как под нее ставить. Каждый сработал в свое удовольствие, концентрированно уместив в эти небольшие постановки свое дарование. Именно поэтому кажется, что для понимания, кто такой Петров или Севагин (с Самодуровым уже давно всем всё ясно) надо смотреть не их большие формы, в которых они могут быть заложниками разных обстоятельств, а именно эти небольшие работы, в которых они окрыленно выразили лучшее, что в себе нашли.