Безопасность высшего качества

Хореография Жиля Романа обогащена элементами более близкими современному танцу, но эстетически концепция Бежара — чувственное высказывание, лаконично и выразительно решенное в балетной неоклассической форме — все же полностью сохраняется в его работе. Это также видно и в третьей вещи, привезенной театром: в Гоголь-центре была показана фантазийная зарисовка Жиля Романа «Словно с луны свалившиеся», где главный герой попадает в некий загадочный мир завлекающих балетных нимф.

Танцевальный театр Люцерна взял на себя ответственность представителя contemporary dance в программе Гала-открытия, показав два бессюжетных номера: дуэт UP/BEAT - сложное танцевальное взаимодействие с проявлениями инстинктивного животного начала под ускоряющийся барабанный ритм и высокотехничное, поставленное специально для фестиваля, соло chaMOODim в исполнении автора Дора Мамалия.

В финале первого и второго дней фестиваля — беспрецендентная премьера. «Великий и ужасный» Охад Нахарин, один из главных мировых хорео-трендсеттеров предлагает свое видение Равеля: B\OLERO в исполнении Дианы Вишнёвой и этуали Парижской Оперы, а ныне и нового директора балетной труппы театра, Орели Дюпон. В предельно простых движениях рук, и задающих ритм шагах и мягких мелких plié, Нахарин объединяет двух талантливейших балерин нашего времени. Они же и в этой синхронности находят место для личной проявленности — страстная, четкая, едва сдерживающая себя Диана и мягкая, собранная, слегка отстраненная Орели.

Живая, настоящая, человечная Лагуна, не желающая отдавать «под топор» ни частичку из своей жизни, легко и не надрывно исполняя основные лексические лейтмотивы Эка, будто смеется над виртуозами неоклассики и контемпорари из «Alonzo King Lines Ballet» и Танцевального театра Люцерны.

Матс Эк, Лагуна и Ауцели «рубят» очень тонко, делая явные музыкальные акценты лишь в начале каждого проведения знаменитого адажио Альбинони. В то время как Жиль Роман, например, выделяет чуть ли не каждую сильную долю такта, что делает его работу чересчур музыкальной, как бы абсурдно это не звучало, а Охад Нахарин старательно сбивает этуальский пафос с Дюпон и Вишнёвой при помощи максимально простых движений, повторяющихся максимально долгое время, Лагуна одним своим существованием на сцене, такая какая она есть, уже перекрывает весь возможный балетный пафос, и свой собственный (своего имени) в том числе.
Строго говоря, щемящая тема конечности жизни, так тонко и пластически и драматургически воплощенная в «Топоре», разоблачает некоторую эмоциональную плоскостность великолепной, очень красивой технической мощи всей остальной программы вечера.

Но важнейшей, центральной — и хронологически и смыслово — точкой этой обогащающей атмосферы стал public-talk с великим в театрально-танцевальном аспекте и простым в аспекте человеческом — 71-летним хореографом, мировой легендой Матсом Эком. Особую трепетность этой встрече придавало знание того, что вполне вероятно новых шедевров Эка может больше и не случиться (год назад Матс объявил об окончании своей карьеры). К сожалению ограниченное время встречи не позволило аудитории разузнать об Эке все, что хотелось бы, хотя ведущие старались затронуть максимальное количество тем о творчестве и жизни хореографа. Но тонкая ирония Матса, его шутки, его внимательный взгляд и тактичность — все это, несмотря на языковой барьер, дало возможность оценить душевность, человеческую глубину, да и просто его тонкий ум и интеллигентность, в конце концов. Качества личности, которые не менее чем способность создавать шедевры, важны для каждого художника.

Что же касается непосредственно материала, предложенного хореографами для танцовщиков, то здесь однозначно не хватает смелости для решительного жеста. Четыре работы из шести так или иначе имели драматургическую или литературную основу. Мария Сиукаева и Софья Гайдукова отталкивались от шекспировского «Макбета» и «Обрыва» Гончарова соответственно, а Алексей Бусько и Римма Пипоян пытались составить-станцевать собственные сюжеты.

Здесь, берясь разрабатывать конкретную драматургическую линию, авторы сами себе ставят подпорки, которые им только мешают. Так, в невозможности рассказать историю словами, хореографы принуждены либо упрощать сюжет, низводя свое сочинение до пластического пересказа фабулы, либо выуживать из выбранной истории собственные интерпретации, идеи, мысли на тему. Надо сказать, что большая часть авторов пошла вторым путем.

Результат, к сожалению, выглядит не совсем удобоваримым для зрителя, т.к., пройдя сначала через драматургическое осмысление постановщика, а затем через его же пластическое осмысление, сюжет или хотя бы герои и какие-то их лейтмотивы становятся практически неузнаваемыми. Проблема эта касается впрочем не только хореографов конкурса, но и в целом большинства российский постановщиков. Очень часто непонятно — что же хотел сказать или показать автор. Есть некие картинки в их голове, которые они (пока еще) не умеют донести до зрителя.

Одни и те же элементы просто тасуются в хаотичном порядке сообразно воле автора. Кое-где танец окрашивается некими стилизационными элементами, как, например, намеки на национальные мотивы у Пипоян. В остальном же это довольно однообразное лексически, всегда многоплановое по рисунку, непрерывно движущееся, полотно. И, кстати, напрасно максимально усложняются работы «хаотическим мизансценированием», без каких-либо зацепок, опор для оценки происходящего, слишком рассредотачивая внимание зрителя.

Следующим шагом для этих авторов видится поиск своей индивидуальности, собственного языка, узнаваемого стиля. В этом поиске, на мой взгляд, им как раз и помешала литературная основа. Наверное, имеет смысл отбросить драматургические костыли и броситься с головой в само танцевание — чистую, без примесей, движенческую рефлексию (не путать с искусством перфомансов!) по разным поводам и без. Мощно (так, как это может Гайдукова например — непревзойденный мастер виртуозного «танцевального мяса», в работе «Райский» не к месту поскромничавшая в лексическом поиске), профессионально, изобретательно, сломя голову.

Есть ощущение, что, наподобие постдраматического театра, должен появиться постдраматический российский танец.

Тем не менее уровень конкурса неумолимо повышается и будущим участникам хочется пожелать — не растеряв мастерство и профессионализм — быть смелее, быть ярче, не бояться быть самими собой.

В целом, фестиваль более чем полностью оправдывает свое название. Диана Вишнёва — балерина с уникальным, широчайшим исполнительским кругозором, человек постоянно обучающийся, раскрывающий границы своих возможностей и достижений, — к тому же самому призывает и свою аудиторию, ценителей академического искусства, а также своих театральных коллег.

С одной стороны, не слишком рьяно, вполне безопасно расширяя представления людей о современной хореографии, показывая работы, высококачественно исполненные, Диана Вишнёва и фестиваль Context исподволь воспитывают зрителя, способного воспринимать новую/новейшую хореографию, современное актуальное искусство.

С другой стороны, фестивалем методично формируется творческая среда отечественных хореографов. Это одна из всего нескольких в нашей стране платформ, дающих возможность молодым сочинителям показать себя. Ошибающиеся или делающие успехи, эти авторы, находясь в одном контексте с мировыми мэтрами, приближают российский современный танец к значительному прорыву. Который, во многом благодаря все укрепляющемуся фестивалю «Context.Diana Vishneva», я уверена, не за горами.