И музыка, и танец, и актерство — все это и символизирует для Дельбоно жизнь. Он яростно, местами даже агрессивно, доносит до зрителя свои размышления. Так, в одном из эпизодов Дельбоно говорит о том, что дьявол, возможно, даже более интересен ему, т.к. он ближе к женскому началу и более сексуален. Далее следует одна из самых фантасмагоричных сцен спектакля, в которой режиссер и его верный соратник Бобо (непрофессиональный актер, сейчас уже старик, которого Дельбоно забрал из психиатрической лечебницы, после долгих лет пребывания там), облачившись в красные бархатные пиджаки и нацепив бутафорские рога, наблюдают за нелепым танцем двух балерин в балетных пачках (тоже с рогами на голове), в то время как на заднике, в зловещем красноватом свете, разыгрывается огромными тенями сценка искушения Евы, а тень от исполинских дьявольских вил настигает армию крыс-теней.
Дельбоно смело и изобретательно смешивает элементы докутеатра с евангельскими притчами и неумелыми, но искренними диско-танцами в сопровождении хитов песенной итальянской эстрады. Так, после чтения притчи о прелюбодейке («Кто из вас без греха — пусть бросит в нее камень!») и слов «Истина сделает нас свободными!», мы видим на огромном экране кадры из больницы, в которую попал автор, когда у него были проблемы с глазами. Он говорит о том, что почти ослеп, но это было духовным испытанием для него, он словно прочувствовал боль мира. В какой-то момент этот огромный экран словно становится его крестом и Голгофой одновременно. Он тащит его за собой и в то же время не может остановить.