другой взгляд
Три эссе Майкла Кларка
В Берлине летом проходил фестиваль «Tanz im August», где была показана работа «to a simple rock’n'roll … song" Майкла Кларка, которого называли «bad boy» балета еще задолго до сами-понимаете-кого.
Об этом показе рассказывает Полина Ремнева.
Для нее и для нас это дебют. Она публикует свое эссе, а мы пробуем запустить новую рубрику, в которой будут публиковаться тексты «не-критиков».
Об этом показе рассказывает Полина Ремнева.
Для нее и для нас это дебют. Она публикует свое эссе, а мы пробуем запустить новую рубрику, в которой будут публиковаться тексты «не-критиков».
Майкл Кларк уже более 30 лет экспериментирует в танце. Начав с классического в английской труппе Ballet Rambert, он довольно скоро переходит к главному хореографу, работающему в стиле панк — Кэрол Армитаж. Самого Кларка, даже после приглашения от самого Нуреева ставить работы в труппе Парижской Оперы, долгое время называют артистом, работающем в стиле квир-пост-панка.
О том, что он показывал 19 августа в Берлине на сцене Haus der Berliner Festspiele, рассказывает Полина Ремнева.
О том, что он показывал 19 августа в Берлине на сцене Haus der Berliner Festspiele, рассказывает Полина Ремнева.
Вывернув из-за угла здания перед Берлинер Фестшпиеле, я, как и ожидалось, увидела толпу, попивающую шампанское на ухоженной лужайке. Аншлаг на парковке для велосипедов и пустующие места, видимо, для Мерседесов перед главным входом — мне сразу понравилось. Понравилось еще больше, когда поняла, что никто косо не посмотрит с высоты десятисантиметровых шпилек от Christian Louboutin на мои кроссовки: публика одета преимущественно в черное — джинсы и футболки, никаких накрахмаленных воротничков и мехов, которые в Большом и в плюс сорок по Цельсию — обязательный атрибут.
За негромкой беседой толпа медленно перетекла в зрительный зал на тысячу мест, который мне тогда показался маленьким и домашним. Видимо, из-за худощавых берлинцев, или отсутствия невменяемо-огромной люстры, нависающей искрящимся оком — неотъемлемая селфи-точка теток с залаченными ульями на головах.
Надо сказать, никто вообще ничего не фотографировал, и за шестьдесят минут перфоманса ни одной трели птичек, или возмущенного шушуканья.
Хотя, чего уж возмущаться, перфоманс был вкусный-великолепный, а публика соответствовала — «crème de la crème».
За негромкой беседой толпа медленно перетекла в зрительный зал на тысячу мест, который мне тогда показался маленьким и домашним. Видимо, из-за худощавых берлинцев, или отсутствия невменяемо-огромной люстры, нависающей искрящимся оком — неотъемлемая селфи-точка теток с залаченными ульями на головах.
Надо сказать, никто вообще ничего не фотографировал, и за шестьдесят минут перфоманса ни одной трели птичек, или возмущенного шушуканья.
Хотя, чего уж возмущаться, перфоманс был вкусный-великолепный, а публика соответствовала — «crème de la crème».
Великолепие, собственно, состояло из трех частей:
Akt 1: Satie Studs/Ogives Composite,
Akt 2: Land,
Akt 3: my mother, my dog and CLOWNS!
Первая композиция «Satie Studs/Ogives Composit» — результат рефлексии Майкла Кларка в день ста пятидесяти лет со дня рождения Эрика Сати. Размышления о вечном вывели на сцену девять танцоров в черно-телесных облегающих костюмах — по грудь, по талию, по бедра, пластично провзаимодействовавших с «Ogives» и цветным сменяющимся фоном .
Выверенный баланс движений и музыкального сопровождения; танец не перетягивал взгляд, рассеивал его, делая возможным услышать прикосновения пальцев к клавишам и топот босых ног по сцене.
Замечательно выстроенный визуальный образ. Мне сейчас верится, лучше сводов собора Парижской Богоматери — первая и «подлинная» иллюстрация к музыкальной композиции, так как, смотря именно на этот образец готики Эрик Сати почувствовал импульс дать нашим ушам что-то столь успокаивающее.
Akt 1: Satie Studs/Ogives Composite,
Akt 2: Land,
Akt 3: my mother, my dog and CLOWNS!
Первая композиция «Satie Studs/Ogives Composit» — результат рефлексии Майкла Кларка в день ста пятидесяти лет со дня рождения Эрика Сати. Размышления о вечном вывели на сцену девять танцоров в черно-телесных облегающих костюмах — по грудь, по талию, по бедра, пластично провзаимодействовавших с «Ogives» и цветным сменяющимся фоном .
Выверенный баланс движений и музыкального сопровождения; танец не перетягивал взгляд, рассеивал его, делая возможным услышать прикосновения пальцев к клавишам и топот босых ног по сцене.
Замечательно выстроенный визуальный образ. Мне сейчас верится, лучше сводов собора Парижской Богоматери — первая и «подлинная» иллюстрация к музыкальной композиции, так как, смотря именно на этот образец готики Эрик Сати почувствовал импульс дать нашим ушам что-то столь успокаивающее.
Harry Alexander and Benjamin Warbis in the Satie Studs, Ogive 4
section of to a simple, rock 'n' roll… song.
© Hugo Glendinning.
section of to a simple, rock 'n' roll… song.
© Hugo Glendinning.
После фортепьянной медитации вызвали легкую панику голос Патти Смит и пластика кожаных штанов-клеш на фоне крутящихся дигитальных мандал — работа Чарльза Атласа «Painting by numbers». Как медиальному ребенку мне и во время выступления остро не хватало невосполнимого контекста, и говорить ничего об остроумности Кларка в этой стране тысячи танцев не могу, но динамика точно заворожила.
Во время перерыва представилась возможность понаслаждаться еще двадцать минут непринужденной атмосферой и узнать отрывочные предположения, что же ждет зрителя в третьей части, и что вообще «автор хотел сказать названием» «Akt 3: my mother, my dog, and CLOWNS!»
Чтобы ни собирался, Дэвид Боуи, под голос которого проходили последние минуты, теперь занимает половину моего плей-листа. Да здравствует фантомная ностальгия по семидесятым!
Не жалею, что ни разу не слушала Боуи до этого, потому что не было бы такого эффекта от воспринятого: шаманской энергии танец в бархатных облегающих костюмах, начавшийся с завязанных глаз девушки. После монашеская фигура в черном той самой, видимо, мамы, пытавшейся усмирить своих деток, так схожих в своей гибкости с мармеладными червячками и несравнимо ни с чем мощно двигавшимися.
Во время перерыва представилась возможность понаслаждаться еще двадцать минут непринужденной атмосферой и узнать отрывочные предположения, что же ждет зрителя в третьей части, и что вообще «автор хотел сказать названием» «Akt 3: my mother, my dog, and CLOWNS!»
Чтобы ни собирался, Дэвид Боуи, под голос которого проходили последние минуты, теперь занимает половину моего плей-листа. Да здравствует фантомная ностальгия по семидесятым!
Не жалею, что ни разу не слушала Боуи до этого, потому что не было бы такого эффекта от воспринятого: шаманской энергии танец в бархатных облегающих костюмах, начавшийся с завязанных глаз девушки. После монашеская фигура в черном той самой, видимо, мамы, пытавшейся усмирить своих деток, так схожих в своей гибкости с мармеладными червячками и несравнимо ни с чем мощно двигавшимися.
Последний акт — эссенция цветовой палитры и движения. Очистив визуальную часть от низко-функциональных деталей, что позволило увеличить информационный аудио-поток, Кларк уравновесил баланс нагрузки на глаза и уши. Непривычно и выводит зрителя из амебо-позиции: постоянно сопоставляешь видимое и слышимое, но слушая даже только интонации, конструируешь впечатление, от того «Michael Clarck Company. to a simple rock-n-roll…song» и есть простая песня в стиле рок-н-ролл и только, искать чего-то скрытого не обязательно. Лучше просто наслаждайтесь Боуи.
И еще не пропадало ощущение телесности. Кларк не пытался удавить человеческое, как МакГрегор — вводя в транс черно-белыми сферами. Основа танца — человеческое тело, как оно есть, без приукрашивания, гибкое сухожилиями и сильное мыщцами — как «Купание красного коня» К. С. Петрова-Водкина. Тело красно-белое.
Эх, сейчас бы переливаться мышцами, облаченной в красно-белый градационный бархат и превращаться в мармеладного клоуна.
И еще не пропадало ощущение телесности. Кларк не пытался удавить человеческое, как МакГрегор — вводя в транс черно-белыми сферами. Основа танца — человеческое тело, как оно есть, без приукрашивания, гибкое сухожилиями и сильное мыщцами — как «Купание красного коня» К. С. Петрова-Водкина. Тело красно-белое.
Эх, сейчас бы переливаться мышцами, облаченной в красно-белый градационный бархат и превращаться в мармеладного клоуна.
Полина Ремнева
Мне шестнадцать лет и я иногда саморазвиваюсь. Читаю статьи резонансных критиков, принимаю участие в программе V-A-C Foundation для старшеклассников; в рамках курсов стажировалась медиатором на одной из выставок фонда в ММОМА. А так в галереях, театрах и других местах высококультурных всегда стараюсь отдохнуть и набраться эмпирического.
У меня нет одного ясного предложения, чтобы объяснить, как отношусь к какому бы то ни было искусству, просто стараюсь ходить на хорошие выставки и смотреть хорошие постановки.
В процессе учебы пишу много текстов и иногда есть желание написать не о том, о чем скажут. Вот так.
Еще меня зовут Полина.
У меня нет одного ясного предложения, чтобы объяснить, как отношусь к какому бы то ни было искусству, просто стараюсь ходить на хорошие выставки и смотреть хорошие постановки.
В процессе учебы пишу много текстов и иногда есть желание написать не о том, о чем скажут. Вот так.
Еще меня зовут Полина.
Подпишитесь на нашу ежемесячную рассылку
Только лучшие материалы месяца
