Сегодня — 31 декабря 2015 года — величайшая балерина 20 века, Сильви Гиллем, дает прощальный спектакль. О лучшем подарке на Новый Год мечтать и невозможно.
Последняя балерина ассолюта
Вита Хлопова
Благодаря Чеховскому фестивалю, российский зритель имел возможность на протяжении нескольких лет воочию лицезреть одну из величайших балерин нашего времени — Сильви Гиллем. Конечно, нам не так повезло, как европейскому балетоману, видевшему партии Гиллем, которые уже никто не перетанцует, но в ее случае нет разницы, что смотреть: то, как она танцует Раймонду или то, как просто стоит на сцене, — и то, и другое прекрасно. Теперь мы горюем, что именно сейчас, казалось бы, еще в полном расцвете сил, Сильви приняла решение покинуть сцену, совершив по всему миру почти годовое прощальное турне «Жизнь продолжается». Балерина, ради просмотра спектаклей которой Николай Цискаридзе притворялся больным и не ездил на гастроли с Большим театром; с которой началась по всему миру, а особенно в России, мода на высоких балерин; которую называют идеальной «машиной искусства» почти все хореографы мира — все это Сильви Гиллем.
 |  |
От гимнастики к балету
Сильви Гиллем на протяжении всей своей карьеры не знала компромиссов: многим современникам ее решения казались глупыми и необоснованными, но с течением времени становилось ясно, что внутренняя свобода Гиллем простирается гораздо дальше жестоко-организованного мира балета, и, в итоге, именно она позволила сбыться той невероятной карьере, которую мы имели счастье наблюдать.
Вот лишь несколько ее резких поворотов: в возрасте 11-ти лет Гиллем отобрали в национальную сборную по гимнастике к очередным Олимпийским играм (Москва-80, кстати), для чего она проходит стажировку в балетной школе Парижской Оперы. Там ее невероятные физические данные отмечает директор школы Клод Бесси и приглашает талантливую спортсменку поступить сразу во второй класс. Так вполне успешная карьера гимнастки в одночасье обрывается, и Сильви начинает заниматься тем, что, по ее словам, удовлетворения ей вовсе не приносит.
В 1981 году юная балерина выпускается из школы и сразу вихрем проходит все иерархические ступени карьеры балерины: на то, чтобы получить звание «первой солистки» у нее уходит 3 года (обычно эта высота покоряется через десяток лет), а в этом звании она задерживается на недолгих 5 (!) дней, когда 29 декабря 1984 года директор балетной труппы Рудольф Нуреев после завершения спектакля «Лебединое озеро» выходит на сцену и, по традиции театра, объявляет 19-ти летнюю Гиллем «этуалью» или, как нам более привычно, — «примой». Так, Гиллем стала самой юной «этуалью» Парижской Оперы, хотя само решение Нуреева подверглось критике. Боялись, что от успеха у прекрасного самородка закружится голова, и негодовали, что Нуреев не чтит законы театра: негоже не дать несколько лет на закрепление статуса «первой солистки». Нуреев же обожал Гиллем настолько, что даже признавался, — она была единственной женщиной, на которой он мог бы жениться. Он сочинил для нее балет «Золушка», где перенес бессмертную историю в золотой век Голливуда, а сам скромно исполнял роль продюсера в этом балете.
В 1981 году юная балерина выпускается из школы и сразу вихрем проходит все иерархические ступени карьеры балерины: на то, чтобы получить звание «первой солистки» у нее уходит 3 года (обычно эта высота покоряется через десяток лет), а в этом звании она задерживается на недолгих 5 (!) дней, когда 29 декабря 1984 года директор балетной труппы Рудольф Нуреев после завершения спектакля «Лебединое озеро» выходит на сцену и, по традиции театра, объявляет 19-ти летнюю Гиллем «этуалью» или, как нам более привычно, — «примой». Так, Гиллем стала самой юной «этуалью» Парижской Оперы, хотя само решение Нуреева подверглось критике. Боялись, что от успеха у прекрасного самородка закружится голова, и негодовали, что Нуреев не чтит законы театра: негоже не дать несколько лет на закрепление статуса «первой солистки». Нуреев же обожал Гиллем настолько, что даже признавался, — она была единственной женщиной, на которой он мог бы жениться. Он сочинил для нее балет «Золушка», где перенес бессмертную историю в золотой век Голливуда, а сам скромно исполнял роль продюсера в этом балете.
Рудольф Нуреев и Сильви Гиллем
Статус примы в одном из самых престижных театров мира имел и обратную сторону: Гиллем оказалась в золотой клетке. Танцевать принцесс и бедных влюбленных крестьянок ей быстро надоедает, ей становится скучно, она даже начинает думать о том, чтобы уйти в декретный отпуск. Но тут судьба преподносит ей партии в балетах Бежара и Форсайта, что стало глотком свежего воздуха для заскучавшей примы и новой точкой отсчета в ее карьере. Только ленивый не смотрел исполнение Гиллем и ее лучшего партнера в Парижской Опере Лорана Илера «In the middle, somewhat elevated» Форсайта: балета, где ее фантастические данные показаны таким образом, что невольно задаешься вопросом о неземном происхождении балерины.
Сильви Гиллем и Лоран Илер в постановке Уильяма Форсайта "In the middle somewhat elevated"
Превозносимая критиками, обожаемая зрителями, Гиллем полагает, что заслужила в театре право на свободу действий: она просит дирекцию сообщать о ее планах на сезон заблаговременно, чтобы она могла планировать свои выступления за границей. Но если Гиллем планирует работать в других театрах, то в планы Парижской Оперы отпускать свою главную диву на все четыре стороны не входит. В итоге, уход Гиллем из Парижской Оперы в 1989 году спровоцировал собрание национальной ассамблеи Франции, куда вызвали для объяснений министра культуры Жака Ланга. Ее отъезд в Англию назвали «национальной катастрофой».
Она без сожаления перечеркивает свою карьеру в Парижской Опере и уезжает в Ковент-Гарден, где принимают все ее условия. Теперь она постоянная приглашенная звезда театра с 20-ю спектаклями в год и с возможностью выступать и в других театрах с другими хореографами. Казалось бы, она нашла, что искала, но, на самом деле, главный театр Англии мало чем отличался от Парижской Оперы: она получила больше свободы вне его, но в его стенах были сплошные балеты Кеннета Макмиллана, которые, к слову, не все были так удачны, как «Манон». Более того, она стала получать партии, которые когда-то исполняла главная дива английского балета — Марго Фонтейн, а уж станцевать Джульетту версии Макмиллана, которую выбрала себе на прощальный спектакль сама Фонтейн, было покушением на святое. Даже для великой «парижской звезды».
Она проводит часы, разговаривая по телефону с Нуреевым, который отвечал ей: «Ну вот теперь ты, наконец-то, меня понимаешь». На тот момент у Сильви была почти «нуреевская» репутация: она слыла капризной звездой, не желающей обедать вместе с труппой в одной столовой, отказывающей неподходящим ей партнерам, запрещающим себя фотографировать кому-либо, кроме Жиля Тапи. В итоге, рассерженный артистический директор театра Энтони Доуэлл называет ее «Мадемуазель нет», хотя чуть позже объясняет: оказывается, речь шла не о вздорном характере звезды, а о постоянном творческом поиске Гиллем, — ведь она не способна не попробовать что-то новое, не способна сказать «нет» новым испытаниям. Не уверены, что именно это изначально имел в виду Доуэлл, но совершенно случайно он оказался прав.
Еще работая в классическом балете, Гиллем интересовалась современной хореографией — ей было любопытно найти новые грани своего таланта. И, если в балете все па сделаны для того, чтобы балерина скрыла свои недостатки, и фиксировала внимание на красивых позах, то современной хореографии всегда было наплевать на внешнюю красоту. Быть некрасивой — это самое страшное, что может случиться с классической балериной, тем более, с идеальной классической балериной. Но Гиллем не боится показаться нелепой и неизящной: у Матса Эка в «Wet woman», «Smoke» или прощальном «Bye» ее Женщина будет очень земной, незаметной, ссутулившейся то ли от тяжелой жизни, то ли от одиночества. В постановке «Bye», закрывающей прощальные гастроли Гиллем, на белую дверь проецировалась видео-проекция то приближающегося мужчины, то славного пса, то толпы людей, окружающих нас в реальной жизни. В конце спектакля сама Гиллем появлялась в толпе этих простых людей, что, в общем, наталкивает зрителей на мысль о том, что отныне она станет одной из тех, кто не живет на Олимпе и влачит обыденную человеческую жизнь.
Ей свойственна артистическая честность, ей не нужна дешевая слава гуттаперчевой «богини танца», она не мелькает в бульварной прессе, часами репетирует в театре, предпочитает маленькие путешествия на выходных ленивому безделью. Эта честность в искусстве, творчество не ради мимолетной славы, а для поиска нового отблеска своего таланта привели ее к тому, что и в 50 лет она потрясающе интересна. Ей не нужно делать скидку на возраст — она до сих пор танцует, как богиня. Но, будучи умной балериной, она понимает, что эту скидку ей уже начнут давать через несколько лет, поэтому для себя она давно приняла решение окончить свою карьеру в 2015 году. И, как видите, она держит свое слово: 31 декабря в Японии завершатся ее прощальные гастроли.
Театр, с которым она последние несколько лет приезжает в Москву на Чеховский фестиваль, это лондонский Садлерс Уэллс. Тот самый, где работает небезызвестный Мэтью Боурн и куда практически невозможно купить билеты. В Садлерс Уэллс Гиллем окончательно переходит в 2006 году. Там и начинается ее сотрудничество с известными английскими хореографами — Акрамом Ханом и Расселом Малифантом. Чтобы понять, в каком ключе она предпочитает работать в этот период своей жизни, найдите видео «Push» Рассела Малифанта, и Вы все поймете. Эта работа в творчестве Гиллем стоит на одном уровне с ее исполнением «Болеро». А говоря про лихой балет Бежара, который разделил фанатов на три лагеря: тех, кто обожает Хорхе Донна, тех, кто считает исполнение Майи Плисецкой самым выдающимся, и тех, для кого нет никого лучше Сильви, нельзя не напомнить, какую роль сыграл Бежар в раскрытии новых граней таланта Сильви Гиллем.
Автору NFP посчастливилось присутствовать на спектакле, который Гиллем представила совместно с Балетом Токио в память об ушедшем Морисе Бежаре на открытой сцене в Версале. Это был 2008 год, и Токио Балет привез «Весну священную», пару коротких номеров, и главный хит Бежара — «Болеро».
Это был тот редкий момент в жизни зрителя, о котором точно нужно рассказывать внукам. Открытый воздух, вечереет, нарастающая дробь «Болеро» Равеля, а на сцене — плавно раскачивающаяся в ритм Сильви Гиллем. Видимо, в тот момент сложилось все: ее скорбь по ушедшему недавно мастеру и другу, сделавшему для нее так много, красивый закат, необычный выбор площадки, гениальная постановка, — именно тогда можно было ощутить то, что греки называли катарсисом. Хотелось, чтобы Равель не заканчивался, научиться не моргать, хотелось, чтобы существовал телефон, умеющий записывать долгие видео. После финала не было овации, срывающихся аплодисментов, восхищенных взахлеб криков «Браво». Была тишина. Она длилась пару мгновений, но казалась растянутой на минуты: и эти мгновения стоят всех аплодисментов мира. Зритель был просто раздавлен этой хрупкой женщиной, одиноко стоящей в центре большого жертвенного стола.
Бежар называл ее инопланетянкой, а мистические совпадения (как еще объяснить, что с одной из героинь балета Бежара, австрийской императрицей Сисси, у Гиллем совпадал даже размер ноги?) только распаляли в нем желания ставить новые постановки на нее. Бежар не делал ее некрасивой, напротив, он восхищался ее красотой, — это видно во всех его постановках на нее. Хореография этих балетов нетрудная, но станцевать это, как Гиллем, невозможно.
Это был тот редкий момент в жизни зрителя, о котором точно нужно рассказывать внукам. Открытый воздух, вечереет, нарастающая дробь «Болеро» Равеля, а на сцене — плавно раскачивающаяся в ритм Сильви Гиллем. Видимо, в тот момент сложилось все: ее скорбь по ушедшему недавно мастеру и другу, сделавшему для нее так много, красивый закат, необычный выбор площадки, гениальная постановка, — именно тогда можно было ощутить то, что греки называли катарсисом. Хотелось, чтобы Равель не заканчивался, научиться не моргать, хотелось, чтобы существовал телефон, умеющий записывать долгие видео. После финала не было овации, срывающихся аплодисментов, восхищенных взахлеб криков «Браво». Была тишина. Она длилась пару мгновений, но казалась растянутой на минуты: и эти мгновения стоят всех аплодисментов мира. Зритель был просто раздавлен этой хрупкой женщиной, одиноко стоящей в центре большого жертвенного стола.
Бежар называл ее инопланетянкой, а мистические совпадения (как еще объяснить, что с одной из героинь балета Бежара, австрийской императрицей Сисси, у Гиллем совпадал даже размер ноги?) только распаляли в нем желания ставить новые постановки на нее. Бежар не делал ее некрасивой, напротив, он восхищался ее красотой, — это видно во всех его постановках на нее. Хореография этих балетов нетрудная, но станцевать это, как Гиллем, невозможно.
Что такое балерина ассолюта?
Чтобы «собрать» идеальную балерину, нужны длинные ноги Сид Чарисс, изящные линии Сюзенн Фарелл, легкость Танакиль Леклерк, мощный прыжок Майи Плисецкой, мельчайшая техника Екатерины Максимовой, шаг и подъем Светланы Захаровой, юркость Ольги Лепешинской, а еще сценичная внешность, к примеру, Дианы Вишневой. Невозможно, чтобы в одной балерине были собраны все эти данные, но есть исключения. Точнее, одно, и это – Сильви Гиллем.
Она была первой, кто стал делать «six o’clock», то есть поднимать ногу на 180 градусов, что привнесло гимнастический элемент в балет. Кажется, что ее арабески останавливают не очевидные физические лимиты человеческого тела, но необходимость успеть сделать движение в музыку. Часто бывает, что растянутые балерины плохо прыгают, так как слишком растянутые мышцы не позволяют как следует отталкиваться от пола. Но не в случае с Сильви: ее прыжки в «Дон Кихоте», к примеру, зафиксированы на пленку, и это выдающиеся прыжки. Вращение? Его Гиллем щелкает, как орешки, не относясь ко всем своим 32-м фуэте, как к чему-то особенно важному. А помимо безупречной техники есть еще ее фантастические линии — в какую бы позу она бы ни встала, это будет произведение искусства. Именно поэтому она и в 50 лет еще не вышла в тираж: может быть, она не будет крутить 32 фуэте, но тройные пируэты — вполне, а ее six o’clock до сих пор предмет зависти многих артисток гораздо моложе.
Задав новые стандарты физической формы, она, как это ни странно, все равно на многие десятилетия осталась недосягаемой. Но для нее эти данные никогда не становились предметом торга, она говорила, что знала в Парижской Опере артистку еще более гибкую, но использующую свою безупречную растяжку «вульгарно и безвкусно».
Поэтому самое важное не это: физические данные — это вишенка на торте. То, что сделало ее великой артисткой, гораздо глубже этого. Балерина потрясающей харизмы, пытливого ума, бесстрашия, а, главное, любопытства, — все это сделало ее не просто идеальной машиной для исполнения сказочных принцесс, но лучшей балериной нашего времени. Не будь она бесстрашна и любознательна, она осталась бы исполнять весь репертуар Парижской Оперы и в 42 года красиво ушла бы на пенсию. Не будь она умна и требовательна к себе, не стала бы экспериментировать со своим телом, позволяя талантливым хореографам делать себя небезупречной и нелепой. Не будь она харизматична, она не собирала бы полные залы по всему миру в 50 лет. Именно поэтому Prima ballerina assoluta — негласный титул лучшей балерины поколения — используется единодушно критиками всего мира. До нее этот титул был, помимо прочих, у Анны Павловой и Галины Улановой. Согласитесь, неплохая компания.
И поэтому когда говорят, что балерине не нужно думать головой, а нужно только танцевать и плыть по течению, то Сильви Гиллем, наверное, громко над этим хохочет, и как обычно, идет куда-то в неизведанную сторону, вопреки всем рациональным доводам. Вряд ли окажется, что она со своим мужем, фотографом Жилем Тапи, станет спокойно жить в их домике в швейцарских Альпах или на оливковой даче в Тоскане, и спокойно плыть по течению. Не в ее это нравах. А мы только в предвкушении, чем нас снова удивит прекрасная Сильви Гиллем.
