Уничтожение минарета для Раджеха приравнивается к концу прекрасной эпохи настоящих высоких ценностей. Хореограф играет со зрителями в сравнения, приводя один пример за другим, все больше и больше нагнетая и устрашая. Он не позволяет усомниться в том, что мир выбрал путь подмены, заменив прямую, как минарет, истину лживыми вывертами, которые со временем превращаются в серьезную угрозу и опасность. Он сталкивает на сцене человека и бездушную машину, а точнее танцовщиков и дрон, который как Большой Брат и Всевидящее Око наблюдает за людьми, показывает их зрителям со всех сторон с неуютно близкого расстояния и вступает с ними в танец, больше похожий на поединок.
Молитвенные песнопения тонут в оглушительном электронном техно, которое то ли подчиняет себе танцовщиков, то ли наоборот, как в терпситоне Льва Термена, следует за пластической партитурой человеческого тела. В рисунке танца восточные узоры кистей рук перемежаются острыми локтями, медленные и плавные движения с резкими, быстрыми, практически лихорадочными, которые вдруг снова замораживаются и утихают.