Love Cycle: OCD love
Любовь и нервы
Любовь и нервы
Антонина Шевченко о спектакле House танцевальной компании L-E-V, привезенной фестивалем «Золотая Маска».
«Золотая маска» уже во второй раз привозит в Москву израильскую танцевальную компанию L-E-V, теперь уже в честь своего 25-летия. Пять лет назад основанная взращенной Охадом Наарином хореографом и танцовщицей Шарон Эяль и ее многолетним соавтором Гаем Бехаром компания на сцене все того же Театра Наций представила спектакль House. Холодный и точный, как совершенный механизм, и одновременно страстный, как самое непреодолимое желание, House затмил всех российских номинантов и показал ту высоту техники, которую практически невозможно достичь, но к которой надо стремиться.
L-E-V in House, photographer — Christopher Duggan
Вдохновленная поэмой о несчастной любви американского поэта Нила Хилборна, страдающего от обсессивно-компульсивного расстройства, Шарон Эяль поставила трилогию-цикл о любви нервной, тревожной и темной. «Для меня это уже была хореография», — говорила Эяль о повторяющихся и ритмичных, как нервный тик, строках поэта. Ее трилогия, которая завершена только в этом году — это история болезни и постепенного исцеления. OCD LOVE — первая из них, а значит, самая болезненная.
OCD — по-русски ОКР, обсессивно-компульсивное расстройство, связанное с повторяющимися навязчивыми мыслями. Нил Хилборн перевел обсессии в слова, которые Шарон Эяль в свою очередь перевела на язык танца. LOVE CYCLE: OCD LOVE тоже можно назвать танцевальной поэзией, сохраняющей от первой до последней строки рифму и ритм, поддерживаемый мерным шагом метронома. В процессе конвертации изменился и род первого лица: болезнь перешла из мужских рук в женские.
OCD — по-русски ОКР, обсессивно-компульсивное расстройство, связанное с повторяющимися навязчивыми мыслями. Нил Хилборн перевел обсессии в слова, которые Шарон Эяль в свою очередь перевела на язык танца. LOVE CYCLE: OCD LOVE тоже можно назвать танцевальной поэзией, сохраняющей от первой до последней строки рифму и ритм, поддерживаемый мерным шагом метронома. В процессе конвертации изменился и род первого лица: болезнь перешла из мужских рук в женские.
Среди шести танцовщиков L-E-V выделяется одна хрупкая женская фигура. Она то и дело пытается вырваться вперед с соло, полное резких мелких и повторяющихся движений. Среди вытянутых в рост, излучающих силу и витальность танцовщиков-охотников, она будто маленький затравленный зверек: ее руки запрокинуты назад, вся она в полуприсяде с С-образной спиной. Ее тело, подверженное болезни, изломлено и напряжено. Время от времени она делает движение, похожее на удар, будто обороняясь от своего главного противника — навязчивых мыслей.
Шарон Эяль в постановке House, фотограф — Em Watson
Контрастной тенью несчастной влюбленной выступает вторая девушка, чьи движения хоть часто зеркальные, но «более здоровые» и плавные. Она то ли мечта о выздоровлении, то ли сама она в период рецессий. Они выступают на фоне слаженного откровенно эротического мужского квартета. Держа ритм пульсирующей музыки композитора Ори Личтика, они то сохраняют синхронизацию, то выходят из нее, диссонируя друг с другом, как навязчивые мысли в голове человека с ОКР и как наплывающие друга на друга строки в поэме Хилборна. Эяль и Бехар нарочито подчеркивают их сексуальность: они не только одевают их в тонкие черные боди, но и вплетают в унаследованную от Охада Наарина хореографию гага элементы подиумного танца Vogue. Танцовщики то и дело прикасаются к своему телу, вызывая у главной героини вместо сексуального раскрепощения еще большие приступы невроза.
Эяль использует в своей хореографии много «птичьих движений»: характерные для каких-нибудь расхаживающих по зыбким болотам цапель изящные широкие шаги перемежаются с мелкими переборами на носочках охотящихся трясогусок. Мужские дуэты часто похожи на состязание двух самцов, демонстрирующих всю красоту своего оперения. Но в этой борьбе не будет ни победителей, ни проигравших. В темном мире, каменном и вынутым, по словам Эяль, из ее груди правят другие природные силы,
Фотограф — Em Watson
которые сами распределяют призовые места, а точнее с самого начала определяют основного аутсайдера.
Пять танцовщиков во главе с OCD кружат вокруг несчастной и встревоженной танцовщицы, как стая черных ворон. Они буквально манипулируют ей и ее движениями, оттесняя и вдавливая в темный мир бессилия. Ее встревоженные движения под полную повторов и мелких вариаций музыку техно, не находят освобождения даже к финалу. Стук метронома, отмерявший в начале спектакля и точно воплотивший строки Хилборна «At night, she’d lay in bed and watch me turn all the lights off… And on, and off, and on, and off, and on, and off, and on, and off, and on, and off», отзовется в телах и превратится в мерный и угрожающий шаг на месте. И неудавшуюся любовницу уведут словно под конвоем в черную пустоту.
Пять танцовщиков во главе с OCD кружат вокруг несчастной и встревоженной танцовщицы, как стая черных ворон. Они буквально манипулируют ей и ее движениями, оттесняя и вдавливая в темный мир бессилия. Ее встревоженные движения под полную повторов и мелких вариаций музыку техно, не находят освобождения даже к финалу. Стук метронома, отмерявший в начале спектакля и точно воплотивший строки Хилборна «At night, she’d lay in bed and watch me turn all the lights off… And on, and off, and on, and off, and on, and off, and on, and off, and on, and off», отзовется в телах и превратится в мерный и угрожающий шаг на месте. И неудавшуюся любовницу уведут словно под конвоем в черную пустоту.
