Конденсированная история танца
3 июля фестиваль «Перформанс в ЦИМе» показал спектакль «Конденсированные истории» (Histoires Condansées) швейцарского хореографа и танцора Фуфуа Димобилите. Надежда Лебедева — о том, как можно рассказать всю историю классического и современного танца за два часа.
Фотографии — Екатерина Краева
Фотографии — Екатерина Краева
Что вы себе представляете, когда слышите слово «лекция»? Скорее всего, презентацию PowerPoint, доску с мелом или маркером и преподавателя, который монотонно о чем-то рассказывает. В качестве альтернативы Фуфуа Димобилите предлагает лекцию-стендап об истории современного танца — через призму своей личной истории. Переосмысление прошлого — одна из любимых тем хореографа: в одном из спектаклей своей компании Фуфуа, например, исследовал язык романтического балета — сначала точно копируя эту технику тела, а потом свободно играя с ней.
За два часа «Историй» Фуфуа успевает показать, кажется, работы всех известных хореографов XX века. В самом начале «лекции» он выступает против копирайта, проповедуя the right to copy — право на воспроизведение. Вступление к спектаклю похоже на манифест художника: против театральной условности и во славу танца, который позволяет чувствовать себя живым и связанным с миром.
Свой рассказ Фуфуа начал с истории балета и закончил танцтеатром Пины Бауш. Сам хореограф, по его словам, начал танцевать со спектакля «Дон Кихот» в возрасте минус шесть месяцев (родители Фуфуа были классическими танцовщиками). Отучившись на артиста балета, Фуфуа несколько лет танцевал в Штутгартском театре, шесть лет — в компании Мерса Каннигема, а потом заинтересовался более свободным современным танцем. Фуфуа виртуозно владеет всеми техниками, о которых говорит в спектакле: балет, модерн и contemporary dance присвоены его телом.
Свой рассказ Фуфуа начал с истории балета и закончил танцтеатром Пины Бауш. Сам хореограф, по его словам, начал танцевать со спектакля «Дон Кихот» в возрасте минус шесть месяцев (родители Фуфуа были классическими танцовщиками). Отучившись на артиста балета, Фуфуа несколько лет танцевал в Штутгартском театре, шесть лет — в компании Мерса Каннигема, а потом заинтересовался более свободным современным танцем. Фуфуа виртуозно владеет всеми техниками, о которых говорит в спектакле: балет, модерн и contemporary dance присвоены его телом.
В начале спектакля Фуфуа выкладывает «таймлайн» из своих костюмов: разбрасывает их в хронологическом порядке, чтобы переодеваться перед каждым новым эпизодом. Рассказ о балете получился самым длинным: Фуфуа поделился личными воспоминаниями, станцевал партию Джеймса из «Сильфиды» и даже показал экзерсис у станка. Исполнительское мастерство Фуфуа поражает: ему удалось станцевать сложную классическую хореографию и одновременно громко пропевать музыку. Весь саундтрек спектакля создан из голоса исполнителя: фонограмма не включалась ни разу.
На московском показе возникло ощущение, что после Нижинского (который явно нравится самому Фуфуа и над образом которого он веселился с особым смаком) Фуфуа начал торопиться и некоторые исторические фигуры показывал довольно формально — даже Мерса Каннингема, с которым работал шесть лет. Самой короткой оказалась история хореографов-постмодернистов: Фуфуа их как будто «пролистнул», уделив Трише Браун и Стиву Пэкстону всего несколько минут — но при этом успел подробно продемонстрировать контактную импровизацию на полу.
На московском показе возникло ощущение, что после Нижинского (который явно нравится самому Фуфуа и над образом которого он веселился с особым смаком) Фуфуа начал торопиться и некоторые исторические фигуры показывал довольно формально — даже Мерса Каннингема, с которым работал шесть лет. Самой короткой оказалась история хореографов-постмодернистов: Фуфуа их как будто «пролистнул», уделив Трише Браун и Стиву Пэкстону всего несколько минут — но при этом успел подробно продемонстрировать контактную импровизацию на полу.
Фуфуа отлично удается подмечать философию всех хореографов и сжимать их творчество до одной-двух ёмких реплик — создавая конденсированную историю танца, причем не только современного. Танцор перевоплощался и в Людовика XIV, и в древнеиндийских божеств — создав анимированный «комикс» истории танца.
Постоянный соавтор Фуфуа — Джонатан О’Хеар — разрабатывает сценографию и свет всех его спектаклей. Для «Конденсированных историй» он повесил две лампы, которые на сцене держат светотехники. Они создают полноценное трио с Фуфуа: вручную наводят свет на него или друг на друга, участвуют в шутках — а в конце, на постмодернистах, уходят в глубь сцены и открывают пару бутылок пива.
Постоянный соавтор Фуфуа — Джонатан О’Хеар — разрабатывает сценографию и свет всех его спектаклей. Для «Конденсированных историй» он повесил две лампы, которые на сцене держат светотехники. Они создают полноценное трио с Фуфуа: вручную наводят свет на него или друг на друга, участвуют в шутках — а в конце, на постмодернистах, уходят в глубь сцены и открывают пару бутылок пива.
Во всем спектакле Фуфуа удается сочетать ироничность и техническую точность воспроизведения танцевальных партитур: балетные партии и хореографию Каннингема он знает из своей профессиональной карьеры, а все остальные танцы разучивал с профессионалами. Интереснее всего были моменты, когда Фуфуа удавалось не уходить в гротеск или сатиру, а балансировать на грани между исторической точностью и иронией — именно эта точность давала объем происходящему на сцене.
В начале работы Фуфуа обещал выступить в роли шута, и ему это удалось: в спектакле множество удачных шуток, в том числе и телесных, и костюмных (отдельно отмечу голубое платье с рюшами, которое использовалось в эпизоде про Марту Грэм).
В течение всего выступления хореограф несколько раз «будил» аудиторию: обращался к зрителям напрямую, как это бывает на выступлениях в жанре стендапа. В одном из эпизодов, например, нам предложили разыграть реакцию зала на первый показ «Весны священной» Нижинского. На премьере «Весны» в Париже музыку Стравинского не было слышно из-за бушующей толпы: половина зрителей была в бешеном восторге, а вторая половина — в не менее бешеном негодовании. Фуфуа поделил зал пополам и предложил одной половине кричать «Браво!», а второй — громко выражать свое осуждение. Зрители (включая меня) участвовали в этой игре с огромным энтузиазмом.
В течение всего выступления хореограф несколько раз «будил» аудиторию: обращался к зрителям напрямую, как это бывает на выступлениях в жанре стендапа. В одном из эпизодов, например, нам предложили разыграть реакцию зала на первый показ «Весны священной» Нижинского. На премьере «Весны» в Париже музыку Стравинского не было слышно из-за бушующей толпы: половина зрителей была в бешеном восторге, а вторая половина — в не менее бешеном негодовании. Фуфуа поделил зал пополам и предложил одной половине кричать «Браво!», а второй — громко выражать свое осуждение. Зрители (включая меня) участвовали в этой игре с огромным энтузиазмом.
Не до конца остался понятен жанр спектакля: работа как будто распадается на две части — личная история Фуфуа и «объективный» рассказ об истории современного танца. Обе части по-своему интересны, но словно создают разные спектакли: в «объективной», лекционной части Фуфуа придерживается жесткой хронологии и задается целью рассказать абсолютно про всех хореографов — даже тех, кто, судя по всему, его лично не очень трогает. В «личной» же части мы слышим исповедь исполнителя — как он первый раз почувствовал сексуальность женского тела, к которому прикасался в па-де-де, как он сломал себе палец во время выступления в спектакле Мерса Каннингема, какие у него были отношения с мамой-балериной.
Тем не менее, Фуфуа Димобилите удалость создать целостный образ своего сценического персонажа — простодушного, даже в чем-то простоватого танцора, который готов пересказать все, что знает о танце: «Сейчас я расскажу, как все было на самом деле». Такое простодушие и открытость подкупает — и уж точно вызывает больше интереса, чем академический рассказ об истории танца.
Подпишитесь на нашу ежемесячную рассылку
Только лучшие материалы месяца
