рецензия

Воспоминание о мифе

Если бы все песни и танцы были о любви, были бы мы всегда светлы и радостны?
В Петербурге в рамках проекта Новый танец на Новой сцене прошла премьера спектакля «Адам и Ева» хореографа Оли Васильевой.

Текст — Алевтина Грунтовская
Фотографии — Ирина Туминене
В периоды, когда нам всем необходима поддержка, танец и телесность подсвечивают идею терапевтичности искусства. Будь то совместные джемы, танцевальные практики, классы или постановки. Это не значит, что все перечисленное занимает позицию врачевателя или, как принято считать, отвлекает. Скорее, они пытаются поддерживать, становятся тем, на что можно положиться и что придает силы. Танец как опора, танец как вера.
Обращение к прошедшему опыту является здесь одним из методов. Вскрывание образов, мифов, ностальгия по ним, если угодно — в качестве ресурса для художника. Метод создания танцевальных спектаклей хореографа Оли Васильевой закрепляет за собой право находить драгоценные сюжеты в реальности и эксплицировать их в сценическом пространстве. Это удивительное умение подсвечивать или скорее создавать споты для отдельно взятых историй. История исполнителей Максима Клочнева и Юлианы Анфимовой юна и красива. Танцовщики долгое время существуют в паре, сценически в том числе. Вместе с ними прежде уже работали над дуэтами хореографы Константин Кейхель, Полина Митряшина и даже Нанин Линнинг, однако, Оле удается расширить пространство их личного дуэта до мифологии, контекста эпоса.

Юлиана Анфимова и Максим Клочнев
Фотография — Ирина Туминене
Сценическое воплощение историй, которые она видит в жизни, правда, порой, похожи на эксплуатацию образов. От исходного материала остается очень малое, если вообще остается. О преемственности символов и образов разными историческими формациями пишет исследователь Аби Варбург в «Великом переселении образов. Исследование по истории и психологии возрождения античности». Если сквозь подобную призму смотреть на «Адама и Еву» и узнавать или не узнавать подобные отсылки (хотя в нашем случае сделано все, чтобы не ошибиться), то вполне возможно, что что-то и получится. И все же это подарок для хореографа — заметить эти образы сегодня и сделать из них художественный жест. Так было в постановках Оли «The Room» (с которой она выиграла фестиваль Context.Diana Vishneva), «Счастье», и есть сейчас. 

Замеченный материал подразумевает дальнейшую скрупулезную работу с ним. На этом поле хрупкой оказывается грань между сохранением личного интереса хореографа и деланием работы. Вот этот привычный подход для создания спектаклей современного танца, где дальше по списку разработка лексики, сценографии, поиск метафор и отсылок к должным образам иногда закапывает личный интерес художника и участников, схлопывает настоящесть и искренность живых героев. Делает незаметным.

Юлиана Анфимова и Максим Клочнев
Фотография — Ирина Туминене
В работе «Адам и Ева» Максим и Юлиана оказались заложниками методов создания постановки. Как будто бы неуместно отстраненным. Местами даже исчезала их магия, которая в реальности льётся через край. Волшебство стало волнообразным, ямочным. Иногда удавалось проскользнуть внутрь, заглянуть на то, что происходит там, между ними, между зрителем и танцовщиками. И это было трогательно: нюансы рук, касаний.
В какой-то момент, правда, этого становится так много: спектакль обрастает вокруг этих касаний, инсталлирует их. Чувствуешь — моим вниманием манипулируют, но я пресыщена этим уже в процессе смотрения. Так работает один, два, три, но весь спектакль, к сожалению, не выходит на уровень личной эмпатии.
Важным оказывается вопрос оптики, которую зритель применяет к спектаклю. Могу ли я, будучи соглядатаем, быть при этом внутри спектакля? В спектакле все приглашало и настаивало на том, чтобы ты зашел, но пелена, которая образуется между зрителем и пространством перформанса оказывается более плотной, чем кажется.
В этой работе много танца, много хореографической лексики. Лексика наполнена отсылками и образами, которые по-разному интерпретировали зрители на паблик-токе после показа: Босх, Ренессанс и барочное искусство. К последнему приложила свои старания музыка Генри Пёрселла и Эдисона Денисова. Расширение, которое давала иллюстративность этой музыки, привела только к ностальгии по барокко, к витиеватости и наслаждению от нарочитого совпадения музыки и движения. Через масштабную цветочную инсталляцию для этой работы художник Павел Брат тоже заботился о расширении, используя гротескные формы.

Но иногда так случается: когда делаешь больше — получаешь меньше. «Великое переселение образов» Аби Варбурга, уже упомянутое выше, еще в XX веке говорит об обманчивой непреложности образов искусства. И тут уже неважно, чем является инсталляция: Эдемский ли это сад, сады Семирамиды, Гефсиманский или это огромный змей-искуситель.
Большая цветочная инсталляция с множеством искусственных бутонов, разбросанных по всей сцене, свисающих лианами над зрителями и танцовщиками, заполняла пространство блэкбокса и позволяла проявляться эфемерному миру, где-то, что описано между Адамом и Евой — существует. Позволяла, но не позволила.
Хрупкий, зависимый от касания сад, направляется к зрителю, тянет свои цветочные лапы, с уверенностью заполняет собой пространство. Но чуть заденет танцовщик — все трясётся — страшно. Хрупкое и ненастоящее.
И только тела танцовщиков и где-то там личный интерес хореографа — возвращают к честности, намекают о живости, реальности. Или, по крайней мере, пытаются сделать это в мире, где танцы о любви, а цветы — мертвые.

Юлиана Анфимова и Максим Клочнев
Фотография — Ирина Туминене
Если вы хотите поддержать наш проект, или конкретно автора статьи, можно помочь нам по этой ссылке.
Там можно оставить донат от 50 рублей :)